Просто пой[СИ] - Линн Рэйда

Я вырвала лист из тетради и сложила его вдвое. Потом еще вдвое.

Взяла с полки свой фотоальбом, нашла в нем снимок, где мы целовались с Ладой, и засунула бумажку за него.

Ну вот и все.

Я еще не успела подписать свой протокол, когда допрашивающего меня лейтенанта вызвали к начальству. Отсутствовал он довольно долго, а разглядывание лежащего передо мной листка успело надоесть мне уже в первые минуты. Потом мне не оставалось ничего другого, как считать узоры на обоях и прислушиваться к приглушенным голосам за стенкой — ничем другим заниматься в этом кабинете было невозможно. Чувствовала я себя весьма паршиво: возбуждение, нахлынувшее на меня во время нашей акции, давно рассеялось, и на душе у меня было тяжело и мутно. Так что я почти обрадовалась, когда в кабинет ввели еще одного задержанного — пепельноволосого, коротко стриженого человека лет, должно быть, сорока. Сидевший за вторым столом сержант при виде него встрепенулся — тоже, видимо, скучал без дела. Взяв измятый паспорт вновь прибывшего, он начал переписывать все сведения на лежавший перед ним листок бумаги. Дойдя до листка с пропиской, он выразительно прищелкнул языком и откинулся на спинку стула вальяжным жестом человека, хорошо проделавшего основную часть своей работы.

— Где вы живете? — спросил он у пепельноволосого.

— Где придется, — лаконично отозвался тот.

— То есть вы нарушаете законы о прописке, — отметил сержант с явным удовлетворением. — Вдобавок, вы даже не потрудились встать на временную регистрацию, приехав в этот город. Прочитайте протокол.

Мужчина взял листок и пробежал его глазами. И устало произнес:

— Молодой человек, не знаю, как там вас по званию… «регистрация» пишется через «и», а «не» с глаголом всегда следует писать раздельно. Я исправлю, если вы не возражаете.

Я прикусила губу, чтобы не ухмыльнуться. В протоколе, составленном на меня саму, любые знаки препинания отсутствовали в принципе, зато ошибки попадались в каждом втором слове. Другое дело, что мне бы и в голову не пришло пререкаться с допросившим меня лейтенантом из–за такой ерунды — я к этому давно привыкла. Грамотных среди работников полиции то ли не было вовсе, то ли они никогда не занимались черновой работой вроде составления подобных протоколов.

Молодой сержант, надо отдать ему должное, нимало не смутился. Даже растянул губы в улыбке, попытавшись обратить все в шутку.

— У меня с начальной школы была тройка по литературе.

Пепельноволосый посмотрел на него поверх протокола, который по–прежнему держал в руках, и удивительно серьезно отозвался:

— Вам завысили.

На этот раз маневр с прикушенной губой мне не помог, и я довольно громко хрюкнула.

— …Так, теперь распишитесь здесь, — заметил полицейский несколько поспешно, придвигая ему еще один лист. — Это уведомление, что вы задержаны на десять суток.

— А я что, задержан? — слегка удивился мой сосед. — Зачем вам это?

— Мы должны проверить, не находитесь ли вы под следствием за какие–то другие правонарушения.

— Но почему на десять дней? У вас же есть компьютерная база. Вряд ли подобная проверка займет больше трех минут, — сказал «подозреваемый». Я посмотрела на него с невольным интересом. Обычно все задержанные делились на две группы — одни попадались в первый раз, пугались и заискивали перед полицейскими, другим, по сути, было уже нечего терять, поэтому они оттягивались по полной, начиная, как это обычно называется, «качать права». Надо сказать, что результат для первых и вторых был совершенно одинаков, так что я не видела большого смысла быть предупредительной с полицией. Но этот человек вел себя очень необычно. Не заискивал и в то же время не пытался возмущаться, возражая полицейскому так равнодушно, словно речь шла о каком–то скучном деле, результат которого был ему хорошо известен наперед. И это поневоле вызывало любопытство.

— К сожалению, вы отказались пройти дактилоскопию, — со злорадством возразил сержант. — Проверить вас по базе невозможно.

Задержанный задумчиво смотрел на него через стол.

— Да, моих паспортных данных и сделанных вами фотографий, очевидно, будет недостаточно для опознания.

Лицо сержанта потемнело.

— Хватит умничать, — процедил он. — В участке вы все из себя невинно пострадавших корчите. Что ж ты тогда при виде патруля тут же намылился сбежать? От слишком чистой совести?..

Это было уже слишком. Я ненавидела, когда сотрудники из КОСПа начинали обращаться с кем–то из задержанных на «ты», с этаким барским превосходством. А поскольку что–нибудь подобное происходило регулярно, я успела накопить солидный опыт в том, что можно говорить в подобных случаях. Вот и сейчас, хотя все это меня совершенно не касалось, я почти готова была вмешаться в их разговор, чтобы поставить полицейского на место. Но оказалось, что чужая помощь моему соседу ни к чему. Не отрывая пристального взгляда от сержанта, он вполне спокойно сообщил:

— В этой стране чистая совесть — вообще большая редкость. Разумеется, если не брать в расчет сотрудников полиции и КОСПа. У вас совесть всегда белая, нарядная и накрахмаленная. Вы ей никогда не пользуетесь.

У меня чуть не отвисла челюсть. Мне случалось слышать, как сотрудников полиции ругали совершенно непристойными словами, но все эти выкрики казались — да и были — лишним доказательством нашего абсолютного бессилия. Тогда как здесь…

Нет, положительно, этот мужчина начинал мне нравиться.

Сержант тут же забыл, что первым перешел на личности, и в раздражении хлопнул ладонью по столу.

— Я не собираюсь выслушивать оскорбления от алкаша и тунеядца!

— А с чего вы взяли, что я тунеядец? — сухо отозвался мой сосед. — Я много лет преподавал историю, пока начальство меня не уволило, а государство не лишило права работать в университете или вообще любых учебных заведениях. Только за то, что я посмел не согласиться с исключением моего аспиранта–гея.

После такого заявления сержант уставился на собеседника с тем пошлым любопытством, которое было мне вполне знакомо. И от которого, кстати сказать, меня всегда тошнило.

— А что, вы сами?..

— Нет. На тот момент я был женат… Если вы прочитаете ваши бумаги, вам будет намного легче обходить такие деликатные вопросы.

Этот не особенно замаскированный упрек в бестактности дошел даже до недалекого сержанта. Он раздраженно сдвинул брови.

— Ну, а если вы были женаты, чего ради вам понадобилось в это лезть?

От этого вопроса пепельноволосый рассмеялся, а потом закашлялся. Курильщик, — сразу же определила я. Самое меньшее — полпачки в день. Курилка здесь наверняка имеется… может, и повезет как–нибудь встретиться после допроса.

— Great minds think alike… — заметил мой сосед, откашлявшись. — Именно то же самое, что вы сейчас, сказала моя бывшая жена. Возьмите, вот ваше уведомление.

Следователь сердито сгреб бумагу и, не глядя, сунул ее в стол.

— Можете быть свободны, — буркнул он, но, вовремя углядев в глазах седоволосого насмешливые искорки, поправился:

— Выйдите, вас проводят в камеру.

— Простите, а нельзя сначала где–то покурить? — довольно вежливо осведомился пепельноволосый. Я с удовольствием отметила, что не ошиблась.

Сержант поморщился, однако выглянул за дверь и поручил слоняющемуся по коридору полицейскому проводить задержанного в уборную. Упускать подобный шанс было нельзя. Конечно, если бы я напрямую попросила разрешения пойти туда одновременно с другим арестантом, мне в жизни не позволили бы это сделать. Но, по счастью, я неплохо представляла, как решать подобные вопросы, и поэтому с самым невинным видом попросила у сержанта:

— А когда они вернуться, можно мне тоже сходить? Пожалуйста.

— Вы думаете, нам тут делать нечего, кроме как водить вас всех туда–сюда? — праведно возмутился он. Я постаралась придать своему лицу самое умоляющее выражение, и полицейский буркнул — Ладно, но тогда пойдете с ними. Ничего страшного, вдвоем покурите. А вообще бросайте, это вредно.

«Вредно быть безмозглым и самодовольным идиотом» — мысленно парировала я. И кивнула.

— Обязательно!..

Пока мы шли по коридору, я успела мельком посмотреть в окно, выходившее на внутренний двор. Там росло несколько деревьев и прохаживались люди в синей форме. Даже если и удастся каким–нибудь образом туда попасть, наружу ни за что не выбраться. Ну что ж, по крайней мере, у меня будет минуты две, чтобы поговорить с этим седоволосым. Я не сомневалась, что он человек довольно опытный — а значит, должен был понять, зачем я напросилась с ними, хотя запросто могла бы покурить после допроса.

В крошечной уборной еле хватило место на двоих. Курили здесь, похоже, часто — запах дыма висел сильный, как в настоящей курилке. Пепел и бычки, по–видимому, стряхивали прямо в унитаз.